Доллары за убийство Долли [Сборник] - Жорж Клотц

— Биглис слушает, что случилось?

Бэнкрофт вновь переключил на передачу и быстро зашипел:

— Элфид послал какую-то девицу вывести «кадиллак», должно быть, свою секретаршу, она не может завести машину… я помогу ей… она должна поставить ее в ста метрах от перекрестка на Торнтон-Авеню… кажется, он спешит.

На другом конце стояла тишина: Биглис, должно быть, размышлял. Бэнкрофт начал волноваться, но тут ему наконец ответили:

— О’кей, ступайте, но будьте осторожны; если он это подстроил специально, значит, что-то заподозрил, придумайте что-нибудь и захватите с собой девицу… он не должен знать, что ей помогли вывести машину… остальным мы займемся сами. Все понятно?

— Понятно.

Бэнкрофт повесил трубку, быстро скинул комбинезон, надел куртку и вышел. Через несколько мгновений он уже стоял рядом с ней. Девушка ждала его.

— Мужчины болтливы, — заметила она.

Они устроились рядышком на переднем сиденье, и он слегка коснулся ее пальцев, когда она протянула ему связку ключей.

— Я предупредил, что уже не вернусь: уезжаю в самом шикарном автомобиле и увожу самую красивую девушку в мире.

«Мне определенно все больше и больше нравится, как она смеется», — подумал Бэнкрофт.

Из связки блестящих полированных ключей он выбрал один.

— Первое, что надо сделать, если хочешь завести машину, — сказал он, — это отключить противоугонное устройство. — Тяжелая машина тронулась с места, выехала из гаража и устремилась в самую середину автомобильного потока. В смотровое зеркало Бэнкрофт увидел, как серый с металлическим отливом «корвер» отъехал от противоположного тротуара. Он готов был поспорить на все свое жалованье, что в нем сидели Старк и Биглис.

Бэнкрофт проехал перекресток метров на сто и остановился; поставил машину на свободное место, стараясь прижаться к заднему бамперу впереди стоящего автомобиля. Тогда Элфиду не удастся улизнуть: придется подать назад, чтобы выехать, а те, кто последует за ним, не будут застигнуты врасплох.

— Я выполнил свою миссию, — сказал Бэнкрофт, — но вас просто так не отпущу, и, если вы откажетесь выпить со мной, я поцарапаю краску на вашей машине, а Элфид подумает на вас, и вы потеряете работу.

Она взглянула на него, и у него судорожно сжался желудок, как в те времена, когда ему было пятнадцать лет и он втюрился в дочку помощника шерифа Грейстарка.

— Договорились, — ответила она, — меня зовут Диана.

Они вышли из машины вдвоем.

Старк сидел в своем «корвере», не зажигая света, он видел, как они ушли, но продолжал следить за опустевшим «кадиллаком».

Он не знал, что минуту назад, сразу же после того как Бэнкрофт ушел, Элфид пересек пустой гараж, сел в машину с откидным верхом, принадлежащую Диане Гойдт, его секретарше, и направился в Бартл-Бэй. На переднем сиденье, завернутые в шотландский плед, покоились автоматическое ружье «сэвидж-110» и пакет, в котором лежали четыре миллиона долларов.

Он вел машину, потушив фары. Светящийся циферблат часов показывал 22.25.

Лесистый район остался позади, но машина все равно была едва заметна под очень низким небом с облаками, скрывающими луну. Вероятно, скоро хлынет дождь.

Райнер не сводил глаз с дороги, сбрасывая скорость на спусках.

Им предстояло пересечь скалистый район южного Дрейка. Уже несколько секунд с левой стороны к ним подступало глубокое узкое ущелье, и пена стремительной горной реки белым покрывалом ложилась на черные валуны скал.

Внезапно Райнер резко затормозил.

Прямо перед ними, метрах в двухстах, на крутом спуске блеснул огонек и тут же исчез.

Лучшее место, чтобы перекрыть дорогу.

Крэнсон медленно приподнялся.

— Полиция?

Райнер, не оборачиваясь, кивнул.

Он произвел быстрый подсчет в уме. У него был еще час в запасе. Можно вернуться назад, свернуть направо, проехать через Дженнинг-Крик, сделать небольшой крюк, чтобы обойти Куни и добраться до Бартл-Бэй по гребню хребта. Но идти придется на полной скорости.

Райнер тихонько подал машину назад, и на повороте оказалось достаточно пространства для того, чтобы развернуться.

Свен Крэнсон завозился в темноте.

— Не прорваться нам, — прошептал он.

— Еще как прорвемся, — ответил Райнер.

Нажав на акселератор, так что шины завизжали, он начал бешеную гонку наперегонки с часовой стрелкой.

Свена резко откинуло назад, и он почувствовал, что живот вновь начинает разрываться на части. Капли пота выступили у него на лице, а толстые пальцы рвали пуговицы рубашки. Он жадно глотал открытым ртом воздух, который отказывался поступать в легкие. Действие болеутоляющего кончилось, боль вернулась, еще более режущая и острая, чем прежде, и Свен понял, что долго ему не выдержать. Рука его конвульсивно сжимала спинку сиденья в нескольких сантиметрах от спины Райнера.

Машину подбросило на какой-то колдобине, и ему показалось, что в живот вонзили острый тесак и стали там его поворачивать. Выгнувшись, он увидел перед глазами крутящуюся дорогу, а уши его наполнились ревом мотора. Он мучительно пытался сглотнуть, почувствовать во рту хоть каплю слюны — но ее не было, и по лицу его потекли слезы.

Райнер, использовав короткий прямой участок дороги, включил пятую скорость. Спидометр показывал 230 километров.

Крэнсон повалился навзничь, провел рукой по повязке, ощутил что-то влажно-липкое. Поднес руку прямо к глазам, увидел, что она покрыта черной жидкостью, запах которой он хорошо знал.

Не так уж много мозгов было в голове Крэнсона, однако достаточно, чтобы понять: рана открылась, он истекает кровью, и очень скоро ему придется умереть.

Хотя в глазах у него потемнело, он успел заметить на коврике пятно, которое все расширялось и расширялось, пятно, на которое он, ослепленный болью, не обращал внимания прежде.

Позвать Райнера? Он остановится, отвезет его к Каза-вану или в другое место — но раньше или позже их схватят, и тогда они оба попадут на электрический стул. Крэнсон не отрывал глаз от затылка своего друга, единственного человека, кто не был сволочью по отношению к нему, единственного, наверно, кто никогда не пытался сделать ему плохо.

Новый поворот еще больше вдавил его в сиденье, и рука шведа инстинктивно ухватилась за ручку двери.

Райнер гнал машину вперед и достиг перевала в тот момент, когда стрелка часов показывала одиннадцать. Оставалось еще тридцать пять километров — по извилистой дороге среди скал, которые спускались в широкую долину Бартл-Бэй. За ней начинались уже пляжи Тихоокеанского побережья.

Он начал спуск на скорости 80 километров, срезая виражи.

Крэнсон все еще глядел на Райнера, чей профиль четко вырисовывался на стекле. Он по-прежнему сжимал ручку дверцы. Закрыл глаза, почувствовал, как подступает тошнота, и с трудом удержался от того, чтобы завыть от дикой боли, терзающей его внутренности. Перед его взором неслись, сменяя друг друга, доки Скена, его первый пароход, рыжая пасть топки, куда он швырял уголь — тело его вспомнило тяжесть плоской лопаты, — черное прокуренное бистро, не то на Новой Земле, не то в Копенгагене, а затем Манхеттен, какой-то поезд, тело девушки на ковре. И над всеми видениями нависало одно сверх-видение — лицо Райнера, Райнера, протягивающего ему пачку «Честерфилда» со словами: «Не бери в голову, все уладится, вырвемся».

Нет, ему, Крэнсону, уже не вырваться. Нельзя вырваться с тем, что сидит у него в животе, не на- что надеяться, когда так хлещет кровь. Ему подарили эти несколько дней, его не поджарили на электрическом стуле — тем лучше, большего и желать нельзя. И не только жизнь продлили: впервые нашелся человек, который попытался ему помочь, который не смеялся над тем, что он толстый и глупый.

Крэнсон вновь закрыл глаза. Потряс головой, как бык перед атакой, чтобы стряхнуть жар. Его вдруг поразила отчетливая, ясная мысль: он не умеет говорить «Спасибо».

Никогда раньше в этом не было нужды, а теперь, когда понадобилось, он не смог.

Не так это оказалось легко, как можно было бы подумать, но теперь он это сделает, у него есть для этого хороший способ, единственный способ, и он его не упустит. Он все упустил в своей жизни, но вот здесь уж не промахнется.

На одном из крутых виражей, когда машина наклонилась так, что ободья колес чиркнули о булыжник, Свен Крэнсон, рванув на себя ручку дверцы, резко бросил свое тело в черный проем и, как камень, вылетевший из пращи, вывалился из машины. Его отнесло на обочину, перевернуло и швырнуло в пропасть; в конце концов изуродованное тело застряло на выступе в двадцати метрах внизу.

Когда машина преодолела вираж, дверца с треском захлопнулась, и Райнер нажал на тормоза.

Он не смотрел на заднее сиденье: знал, что шведа там нет. Заглушив мотор, он вышел.